К их возвращению в молодежном лагере все проснулись. Пять девушек, расчесывали свои роскошные волосы, остальные ждали своей очереди.
— У них, наверно, расчесок не хватает, — предположил наблюдательный Булат.
К ним подошли Геннадий и Тенис, свежевыбритые, помолодевшие.
— Я смотрю, вам на пользу пошел местный климат, — улыбнулся, поздоровавшись с ними, Олесь Семёнович.
— Среди этих детей сам ребенком станешь, — с грустью ответил Тенис.
— Вы заметили, что у них явный дефицит с расческами? — обратил внимание всех Артёменко.
— Сейчас ликвидируем, — в руках у Тениса появилась продолговатая нераспечатанная коробка.
— Ты что, магазин ограбил? — удивился Булат.
— Есть немного. Сестра работает в магазине. Я ей потом возмещу убытки. На, Булат, завоевывай их симпатии, а то они к тебе неблагосклонны.
— Не пойду. Они меня в старики записали.
Тенис посмотрел на друга, у него от удивления расширились глаза.
— Булат, откуда у тебя седина? Ты же всё время выглядел моложе всех нас.
— Это Марица.
— Да, брат, влип ты по уши со своей любовью.
— Судьба, — улыбнулся довольный Булат.
Тенис и Геннадий пошли дарить девчатам расчески, которых хватило и юношам. Весь лагерь был занят расчесыванием волос.
Булат толкнул Олеся Семёновича в бок.
— Я насчитал уже пять сиреневых трусиков. Вон смотри, две девушки, и вон там, ближе к костру, еще три.
— Это не те. У Алисы трусики с синими кружевами. У неё такие единственные были.
— Еще одни сиреневые трусики появились.
— Где?
— Вон девушка идет с лентами в руках. А трусики?… Давай подойдем поближе, — они подошли. — Есть! Есть синие кружева! — глаза Булата сияли.
Юные модницы украшали себя лентами в меру своей фантазии: кто вешал на шею, кто завязывал на поясе, кто перехватывал волосы на затылке.
Туалет красавиц затягивался. Юноши сидели за импровизированным столом, терпеливо ждали. Наконец, девушки весело защебетали и дружно уселись завтракать. Подошла девушка, к которой были прикованы взгляды двух мужчин. Она что-то сказала сидящему парню, тот поднялся, подошел к гостям.
— Друзья, пойдемте завтракать.
Олесь Семёнович постарался сесть как раз напротив той девушки, в которой он признал свою дочь. Завтрак проходил дружно, по-деловому, без лишних разговоров. Олесь Семёнович не сводил глаз дочери, стараясь поймать её взгляд. Если таковое случалось, то она не задерживала на нем взгляда более чем на других. И этот взгляд ничего не выражал такого, что так надеялся увидеть несчастный отец.
После завтрака все заторопились куда-то, прихватив большой кухонный нож и туристический топорик.
"О пропаже топорика не было речи", — мелькнула мысль у наблюдательного Олеся Семёновича.
— Геннадий и Тенис, вы отправляйтесь с ними, а мы с Булатом останемся. Мы по возрасту не вписываемся в их компанию.
Двое в серебристых костюмах тут же побежали догонять молодежь.
— Булат, это она. Но почему она меня совершенно не узнает? Ведь я её родной отец?
— Она, может, и мать не узнает, — пророчески изрек Булат. — В результате такого стресса она всё забыла.
— Что же делать? Что же делать? — отчаянию Артёменко не было предела.
— Доставай сначала кастрюлю с письмами, академик. А дальше будем думать вместе.
— Я совсем забыл. Сейчас.
В кастрюле было два письма, авторучка и два листа чистой бумаги. Булат схватил одно из писем, торопливо развернул.
— На, это тебе, — протянул Олесю Семёновичу. Развернул второе, прочел, заулыбался, прислонился спиной к дереву, закрыл глаза.
— Моя королева! Олесь, ты знаешь, я самый счастливый человек, который повстречал такую богиню. Каждая клеточка моего тела дышит ею. Она наполнила мою жизнь новым смыслом и содержанием.
— Булат, почему ты до сих пор не женился?
— Мое сердце молчало.
— У тебя разве до сих пор женщин не было?
— Почему не было? Ещё сколько было!
— И среди них не было ни одной королевы?
— Были красивые, были умные, а королевы не было.
— И ни одна из них не покорила твоего сердца?
— Я же сказал, что мое сердце молчало.
— Но ты всё же встречался с женщинами. И я уверен, что это были не платонические встречи. Так ведь?
— Я был очень осторожен. Зачем ярмо на шею вешать? Чтобы создавать неблагополучную семью с нелюбимой женщиной ради нежеланных детей?
— И не было ни одного прокола?
— Какие там проколы? Я на такие свидания свои презервативы приносил. Одна дамочка мне все подсовывала какие-то, но я отказался, а вдруг они проколоты. Уж больно ей хотелось меня в мужья заполучить.
— Когда Марицу встретил, у тебя была какая-нибудь пассия?
— До встречи с ней у меня два года никого не было. Понимаешь, академик, у меня случилась трагическая неприятность. У нас в отделе есть одна дамочка, из тех, которая ищет свой последний шанс. Долго она меня обхаживала, все на чай приглашала. Ну, я с дуру, один раз согласился. Все хорошо было, выпивка, закуска!… А как до этого дело дошло, у меня ничего не получилось. Мне так стыдно было, А он висит, как мочалка, и не встает.
Олесь Семёнович раскатисто расхохотался.
— Трудно поверить. Ты как спичка вспыхиваешь.
— Это всё из-за Марицы. Я после того злополучного случая засомневался в себе, думал, что со мной что-то случилось непоправимое. Больше ни к кому на чай не ходил. А тут Марица на меня как глянула, будто огнем обожгла. Я в тот вечер боялся со стула встать. Мне было неловко, что она меня может таким увидеть. Она совсем ребенок.
— И какие планы у тебя на будущее?
— Буду ждать, пока она школу кончит.
— Выдержишь?
— Выдержу. Только бы она не передумала.
— Ты у неё — первая любовь, а это надолго. Ладно, хватит говорить, давай писать. А то мои королевы заждались, наверно, ответа.
Олесь Семёнович писал:
"Здравствуй, дорогая Танюша!
Тяжело мне об этом писать, но не хочу от тебя ничего скрывать. Нашел я нашу Алису, но не испытываю от этого большой радости. Она меня совершенно не признала. Это, вероятно, результат того стресса, который она перенесла. Она здорова, выглядит хорошо. Её очень любят аборигены, с ними она весела и беззаботна. Питание здесь вегетарианское, но очень калорийное. Все молодые люди выглядят крепкими и здоровыми. Живут они под открытым небом, из одежды на них только те трусики, которые Алиса телепортировала из дома. Я пока не знаю, где мы находимся, но с уверенностью могу сказать, что это совершенно иной мир. Помимо людей, которые скорей всего попали сюда случайно, нет никакой живности: ни птиц, ни животных, ни насекомых, ни рыб. Зато очень богат растительный мир. У местных жителей отсутствуют какие-либо жилища или укрытия, значит, здесь не бывает дождей. Глядя на все вокруг, у меня возникают тысячи вопросов. Это нетронутое поле для будущих исследований и открытий. Но это в будущем. А сейчас ближе к делу. У Алисы нет телекинетического костюма. Будем искать. Но на всякий случай поставь в известность Артума, пусть для неё изготовит новый костюм из той ткани, которая осталась. И я что-то совсем не видел на ней антигравитона. Имей в виду и это. И ещё, дорогая моя, посмотри, нет ли у нас случайно какой-нибудь старой Алисиной игрушки, которой она очень дорожила. Пришли её. Может она хоть что-нибудь вспомнит. Еще пришли мой фотоаппарат и посмотри в верхнем ящике письменного стола. Там лежит карта памяти для фотоаппарата на 512 мегабайт. Кроме этого пришли поляроид. К поляроиду купи с десяток кассет фотобумаги. Обними маму, я знаю, что вы вместе будете читать. Не отчаивайтесь, дорогие мои. Мой компьютер "Алиса" не зря сказала: "но когда вернется дочь окончательно"… Только теперь я понял смысл этих слов. Она вернется на Землю, но это не будет её окончательное возвращение. Окончательное возвращение наступит тогда, когда к ней вернётся память.
Большой привет Косте и Марице.
Обнимаю вас всех. Олесь. "
Булат все еще сидел перед чистым листком бумаги.
— Булат, ты что, опять в поэзию ударился?
— Знаешь, дорогой! Так много хочу ей сказать, но на ум идут не те слова.
— Булат, она тебе пишет очень просто. И ты говоришь, что это для тебя — симфония. И для Марицы каждое твоё слово лучше всякой музыки. А говорить ты хорошо умеешь и будешь это говорить, когда вы останетесь вдвоем, и будете слушать биение ваших сердец, а сейчас пиши:
"Дорогая Марица! Я столько дней тебя не видел и не целовал твоих пальчиков. Мне кажется, что уже прошла целая вечность. Очень скучаю по тебе. Булат".
Булат послушно написал под диктовку.
— Ну, Олесь, у тебя не голова, а настоящая энциклопедия. Не зря ты академиком стал.
— Положи письма в кастрюлю. Сейчас они это прочтут. Марица по-достоинству оценит твое послание.
После отправки почты Олесь Семёнович и Булат решили тщательно обследовать поляну. Они пошли сначала по периметру, постепенно сужая круги. Ничего существенного не нашли, кроме аккуратно сложенных расчесок на месте ночлега девушек. Недалеко от кострища в ведёрке были сложены миски, рядом стояла сковородка. На поляне царила чистота. Вся она была покрыта плотным слоем растущей травы. По ней было приятно ходить босиком.
— Я хотел найти Алисин телекинетический костюм, — с грустью сказал Олесь Семёнович. — Давай, Булат, ещё походим между деревьями вокруг поляны.
Шаг за шагом, метр за метром, дерево за деревом осматривали они всё очень внимательно.
— Смотри, Олесь! — вскрикнул Булат.
На одном сучке, торчащем на уровне плеча, прилепился крохотный лоскут телекинетической ткани. Булат осторожно снял его, как вещественное доказательство, сказался профессиональный навык.
— Вероятно, первое время она ходила в этом костюме, — предположил следователь.
— А потом порвала его, зацепившись за этот сучек, — продолжил его мысль Олесь Семёнович. — И тогда она стала телепортировать трусики из дома.
— Она могла телепортировать их и раньше.
— Вполне возможно. Ей, вероятно, было неловко видеть наготу новых друзей. А могло быть и иначе. Она нечаянно порвала костюм и решила его снять, ходить голой ей не позволяло воспитание, а быть одной в трусиках среди, голых аборигенов она тоже не могла. А там кто его знает. Об этом рассказать может только сама Алиса. А она?… Сам видишь, отца родного не признала. Одно бесспорно ясно: она сняла этот костюм и больше его не одела. Ведь прекратилась почему-то телепортация вещей из дома. Вероятно, что-то случилось непредвиденное с костюмом.
— Что могло случиться?
— Всё, что угодно. Она могла нечаянно уронить его в костер, а может, специально сожгла. Спрятать здесь негде. Но вот где антигравитон? Это остается под вопросом.
— Давай походим врозь. Я вдоль, а ты поперек. Чем черт не шутит, может, что-нибудь найдем, — предложил Булат.
Они слонялись по поляне, пока не послышались далекие голоса и звонкий смех.
— Возвращаются. Что-то они быстро управились, — с досадой произнес Олесь Семёнович.
— Как думаешь, дома уже прочли наши письма? — спросил, смущаясь, Булат.
— Несомненно. Только ответ будет не скоро. Я дал жене сложное задание. На это нужно время.
Шумная ватага стала заполнять поляну. Все ребята, в том числе Геннадий и Тенис, были нагружены внушительными охапками зеленой массы. Спаржу складывали в одну кучу, ветки, похожие на сосну — в другую. Девушки поспешно снимали ленты, аккуратно складывали в коробку.
— Булат, смотри, коробка, в которой Алиса хранила дома свои ленты. Как же мы её не нашли? Иди, прогуляйся, приглядись, куда они её положат?
Булат прогулочным шагом приближался к девушкам, которые были веселы и беззаботны, щебетали о чем-то своем, часто звонко смеялись. Юноши молча улыбались, наблюдая за ними. Наконец, одна из девушек подбежала к крайнему юноше, хлопнула ладошкой по плечу и звонко крикнула:
— Догоняй!
И завертелась карусель, взметнулись девичьи волосы, замелькали голые ноги. Поляна заполнилась звонкими голосами и веселым смехом.
Олесь Семёнович с Геннадием и Тенисом сидели в тени деревьев. Ребята докладывали о своей прогулке с аборигенами.
— У них предводительствует девушка по имени Ора. Её слушаются все беспрекословно. Возле неё неотлучно находится парень по имени Вэлл.
— Это Алиса, моя дочь! — с болью в голосе тихо произнес Олесь Семёнович.
— Алиса? — в один голос удивленно спросили Геннадий и Тенис.
— Да. Это моя дочь.
— Как вы узнали? Они в этих волосах все на одно лицо.
— Разве ты не узнал бы свою дочь среди тысячи девушек на неё похожих? — вопросом на вопрос обреченно ответил Олесь Семёнович.
Подошел Булат.
— Коробка лежит с краю, под травой. У травы очень длинные стелющиеся стебли.
— Спасибо, Булат! Садись, послушаем ребят.
Геннадий и Тенис некоторое время молчали, наблюдая за мельканием голых тел. Они были взволнованы услышанным.
— Олесь Семёнович, почему вы к Алисе не подойдете и не поговорите? Ведь она ваша дочь.
— А вы не задумывались над другим вопросом: почему она этого не сделала сама? Я сегодня утром за завтраком сидел против неё. Она смотрела на меня с полным равнодушием. Она просто забыла меня.
— Знаешь что, академик, — у Булата возникла новая идея, — пойдем к ним. Когда твоя дочь будет пробегать мимо тебя, позови её по имени.
— Пошли, — подхватился Олесь Семёнович. За ним поднялись и все остальные. Они остановились у края поляны. С криком и смехом мимо них проносились голые тела. Появилась Ора, следом за ней бежал Вэлл в темно-зеленых трусах.
— Алиса! — в отчаянии крикнул несчастный отец.
Девушка вздрогнула, споткнулась, замедлила бег. Вэлл с разбегу налетел на девушку, они упали, весело хохоча. Ора поднялась, немного растерянная, обвела мужчин отсутствующим взглядом, ударила ладошкой лежащего парня.
— Догоняй! — и исчезла в круговерти веселящихся молодых аборигенов.
— Все видели? — с дрожью в голосе спросил Олесь Семёнович.
— Но она ведь вздрогнула! — не унимался Булат.
— У неё в памяти звуковое восприятие сохранилось лучше, чем зрительное. Давайте не торопить события. Подождем ещё. Временем мы располагаем. Но одно я вам хочу сказать: в моем гардеробе зеленых трусов не было.
Все в недоумении уставились на него, потом весело расхохотались.
— Ну, академик, у тебя грусть с юмором живут по соседству, — сквозь смех, проговорил Булат.
— Нет. Я вполне серьезно. Для меня неразрешимая загадка: где дочь могла взять такие мужские трусы?
— Может это и серьезный вопрос, — едва сдерживая смех, сказал Тенис, — но это сейчас не главное.
