Марица тем временем сбилась с ног. Она считала себя обязанной следить за питанием беременных женщин. С большой ответственностью относилась к этому: вставала раньше всех, протирала творог через сито, взбивала со сливками, бежала на квартиру, где жили Костя с Алисой, и не уходила, пока в её присутствии Алиса не съедала приготовленный для неё завтрак. Потом уговаривала мать, чтобы та съела вовремя именно то, что она подаст. Отказываться было бесполезно, и чтобы не обидеть заботливую девушку, ей безропотно подчинялись. То же самое было вечером. Ей не прекословили, смотрели на неё с нежностью и улыбкой, потому что делала она всё с таким желанием, и столько доброты было в её глазах, что это завораживало всех. Всё остальное время Марица сидела над книгами, выполняя уроки. В помощи она не нуждалась и по-прежнему училась только отлично. Но однажды она все же пожаловалась отцу.
— Папа, я устала бегать по квартирам. Нельзя ли беременных женщин собрать под одной крышей?
— Доченька, они взрослые люди, и вполне могут о себе позаботиться.
— Папа, вы абсолютно ничего не понимаете. Они такие безответственные и халатно относятся к питанию. А это может сказаться на здоровье их малышей.
Артёменко с улыбкой погладил девочку по волосам, задумался.
— Я постараюсь что-нибудь придумать. А ты напрасно так себя изводишь.
На следующий день Алиса с Костей временно поселились у родителей. Марица успокоилась. Теперь у неё появилось больше времени на уроки. Она окунулась в учебники. Екатерина Дмитриевна каждое утро получала от Марицы список продуктов, которые необходимо купить. Девушка уходила в школу, покормив подопечных, и возвращалась домой только к двум часам дня, обедала и тут же выпроваживала Алису и мать на прогулку.
— Марица, но там же дождь идет, — возражала недовольная Алиса.
— Надень плащ с капюшоном. Не размокнешь. Ты что, хочешь, чтобы твой ребёнок задохнулся без свежего воздуха? Целый день дома просидела.
— Пойдем, Алиса, — говорила мать, сдерживая смех, — она права.
— Я засекаю время, и только через два часа открою вам дверь.
В такое ненастье Алиса с матерью уходили на квартиру к Алисе. Однажды, совершенно случайно, Марица это обнаружила. Она очень обиделась и вечером не вышла к столу.
— Что с Марицей? — с тревогой, спросил Олесь Семёнович и пошел к ней в комнату.
— Доченька, что случилось? Почему ты не идешь ужинать? Может, ты себя плохо чувствуешь?
Девушка сидела за столом перед учебниками. Отец подошел к ней, приложил ладонь к её лбу. Марица молчала, не поворачивая головы, потом уронила голову на руки и горько разрыдалась. Отец растерялся. Он не мог спокойно смотреть на плачущую дочь. Вбежали все остальные, остановились в недоумении в дверях. Олесь Семёнович гладил Марицу по голове.
— Что случилось, девочка моя? Кто тебя так обидел?
— Они…, они…, они меня обманули!
— Кто тебя обманул?
— Мама и Алиса.
Олесь Семёнович оглянулся на жену и дочь.
— В чем дело, беременные?
Те в недоумении пожали плечами.
— Доченька, объясни мне, — он взял стул, сел рядом с Марицей, обнял за плечи. Она, рыдая, прижалась к нему.
— Они…, они обманули меня.
— Успокойся, милая моя. Расскажи, в чем дело?
— Я их… я их… — всхлипывала она. — Я их отправила гулять. А мне нужна была одна книжка. Я побежала в школу и увидела, как они пошли в ту квартиру. Вместо того чтобы гулять, они просидели без свежего воздуха в квартире, а через два часа вернулись. Им ходить много надо, иначе у них могут быть трудные роды, а они ушли и просидели там всё это время.
Олесь Семёнович оглянулся. В комнате стояли только бабушка и Костя.
— Костя, где ключи от вашей квартиры? Давай сюда.
Костя вынул из брюк ключи, отдал отцу.
— Где второй экземпляр?
— У Алисы.
— Забери!
— Но, папа!
— Давай сюда второй экземпляр ключей! — тоном, не требующих возражений, проговорил отец.
Костя ушёл и через некоторое время вернулся с ключами. Олесь Семёнович протянул их Марице.
— Возьми и спрячь. Больше они не будут тебя обманывать.
Марица улыбнулась.
— Я же говорила вам, папа, что они безответственные.
— Я поговорю сейчас с ними. Больше этого не повторится, — он вышел и пригласил беременных в свой кабинет. О чем они там говорили, осталось тайной, но больше Марице никто не перечил.
С первым снегопадом на таежный городок обрушились морозы, но жизнь в квартире Артёменко проходила в том же ритме. Теперь не нужно было напоминать маме и Алисе о прогулке. Сразу же после обеда они одевались и уходили на двухчасовую прогулку.
Олесь Семёнович каждый день встречал гостей из столицы, которые желали отправиться в параллельный мир. Очень строгий отбор отсеивал почти половину, многие из которых были совершенно здоровы, но являлись бациллоносителями тех или иных заболеваний, которым в земных условиях не придают значение. Выявлялись и по-настоящему больные люди. Им срочно оказывали помощь и лечили.
Публикации результатов двух первых экспедиций всколыхнули весь мир. Всё громче и настойчивей высказывались требования обнародовать секрет изготовления телекинетической ткани для путешествия в параллельный мир. Методики, находившиеся на кафедре телекинеза биофизического факультета, были похищены неизвестными лицами. К имеющимся костюмам относились очень бережно и одевали их только для телепортации в параллельный мир и обратно.
Оставалась неделя до нового года. Вся семья Артёменко собиралась на ужин в полном составе. Непременным гостем в это время был Булат. И в этот вечер ужин проходил спокойно. Все обменивались новостями прошедшего дня. Обычно у Булата было больше всех новостей, о которых он рассказывал с присущим ему юмором. Когда стали пить чай, Марица заявила:
— Завтра беременные женщины пойдут к гинекологу.
— Ну, знаешь, Марица, — подскочила Алиса, — ты слишком много себе позволяешь.
— Алиса, замолчи! — прикрикнул на дочь отец. — Сядь! Продолжай, Марица.
— Папа, у них скоро будет четыре месяца беременности. Они обязаны показываться врачу хотя бы раз в месяц, а они были всего один раз в самом начале. Я же говорила вам, папа, что они халатно относятся к своим обязанностям. Им срочно необходимо сдать все анализы. Я сегодня вместо них ходила к врачу. (Все рассмеялись.) Чего смеетесь? Что смешного я сказала? Врач тоже смеялся, но я ему объяснила ситуацию. А если что у вас не так? А если повышено содержание белка в моче? А если гемоглобин в крови снижен? Папа, скажите им что-нибудь. Они только вас слушаются.
— Вот что, дорогие мои! — Олесь Семёнович посмотрел на дочь и жену, — Вы совершенно забыли, что у нас Марица профессор по беременным женщинам. Я приказываю беспрекословно подчиняться её требованиям. Что у тебя ещё, Марица?
— Вот направления на анализ крови, — она положила на стол две бумажки. — Вот направления на анализ мочи, — ещё две бумажки легли на стол. — Баночки для мочи я подписала, они стоят в туалете. Прежде чем собрать мочу, надо хорошо подмыться, а то, — Все, сидящие за столом, до сих пор внимательно её слушали, но при последних словах неожиданно расхохотались. Татьяна Сергеевна сильно покраснела, а Алиса закрыла лицо руками.
Марица прикрыла рот ладошкой, захлопала своими ресничками.
— Я опять что-нибудь не так сказала?
— Все правильно, дочка, — сквозь смех сказал отец. — Ты не закончила фразу. Что ты хотела ещё сказать?
— Ну, врач сказал, что нужно…, ну, в общем…, а то результат будет неправильным, потом придется переделывать.
— Слышали, безответственные беременные? Завтра лично проверю, как вы подмылись.— Теперь хохотала даже Марица.
— Ну, академик, — наконец, проговорил Булат, — тебе с Марицей только в цирке выступать. Успех будет необыкновенный.
— Марица, ты проводи их завтра к врачу, а то они ещё дорогу не найдут, — строго предупредил отец.
— Хорошо, папа, я всё сделаю.
За три дня до нового года Булат принес роскошную ёлку. Все вышли полюбоваться лесной красавицей. Екатерина Дмитриевна стала искать крестовину. Алиса откуда-то вытащила коробку с ёлочными игрушками. Татьяна Сергеевна вынесла большую упаковку с гирляндой. Булат с Костей подгоняли основание ёлки под крестовину. И, наконец, лесную гостью установили в гостиной у окна. Сначала Костя укрепил на вершину блестящий шпиль, Алиса с Марицей развешивали гирлянду. К ужину елка стояла нарядной, мигая разноцветными лампочками.
Пришел с работы Олесь Семёнович, полюбовался ёлкой, покачал головой.
— Хороша! И не дрогнула у кого-то рука срубить такую красавицу ради нескольких часов развлечений.
— Папа, вы не правы, — Марица вошла с хлебницей в руках. — Это не ради нескольких часов развлечений, это ради хорошего настроения на весь последующий год. Ёлка нам дарит радость несколько часов, а память сохранит эту радость на целый год.
— Марица, а у тебя была ёлка до этого?
— Ещё в детском доме. Я смутно помню. А в столице мы с Костей ходили на городскую ёлку, и он обязательно покупал мне новогодний подарок от деда Мороза. А такая ёлка у меня впервые.
Стол для ужина был накрыт и все расселись по своим местам. В самый последний момент Марица поставила перед матерью и Алисой салат из сыра.
— Что у тебя нового, Марица? — спросил Олесь Семёнович, накладывая себе жареной картошки.
— Папа, я вот молчала три дня. А теперь скажу. Сводила я беременных женщин к врачу, они сдали анализы и успокоились на этом. Никто даже не поинтересовался результатами. Пришлось опять мне идти. Уже врач стал возмущаться. Он сегодня спросил, не собираюсь ли я за них рожать? — Все героически сдерживали смех. — Я сказала, что не собираюсь. Они сами должны рожать, раз беременные. Он посмеялся надо мной, но результаты все же сказал.
— Ну, и что?
— Что, “ну, и что”?
— Как результаты?
— Нормальные.
— Значит, хорошо подмылись?
Дальше сдерживать смех уже не было сил. Все от души смеялись.
— Вот, вы опять смеетесь! — обиделась девушка. — А я сегодня ничего плохого не сказала. Я стала следить за собой и больше не говорю лишнего.
— Нет, дочка. Это я сказал лишнее. Что у тебя ещё есть?
— Врач посоветовал им принимать кальцивит. Я уже и таблетки купила, а они отказываются их принимать. Таблетки совсем не горькие. Я уже сама попробовала.
— Папа, она терроризирует нас, — пожаловалась Алиса.
— Бессовестная! — вспылила Марица. — Я о твоем ребенке волнуюсь, смотри, животик какой уже. Он через неделю будет тебя ножками бить.
— Как, бить?
— А вот как? Об этом ты сама мне расскажешь. Я ещё такого не испытала. Я только по книжке знаю.
— Дай мне эту проклятую книжку почитать.
— Вот видишь! А я ведь тебе сразу её предлагала. Ты не захотела. Ты, почему салатик из сыра до сих пор не съела? Смотри, мама уже управилась.
— Марица, я на него смотреть больше не могу.
— Ну, скушай, пожалуйста! Я сегодня по другому рецепту приготовила.
Её заботливость, детская непосредственность, обаяние делали девушку неотразимой. Марицу любили все. Она не боялась никакой работы, делала всё легко и непринужденно. Её не надо было о чем-то просить, она сама видела, что надо сделать, и вечно была в заботах и хлопотах. С её появлением в семье, особенно когда стало известно о беременности женщин, все почувствовали, что их семья защищена от всех напастей и невзгод. Марица каждому могла найти слова утешения, что-то посоветовать, по-детски наивно, но искренне, от всей души, от чистого сердца. Она стала в семье настолько родной и необходимой. Все дела решались только с её ведома и согласия. Девушка в душе гордилась своей ролью, ибо видела, как она нужна этим людям, которые дали ей не только кров, но и родительскую ласку и любовь. Чтобы не обидеть Марицу, Алиса съела салат из сыра.
— Марица, как вкусно! Почему ты сразу не сказала, что он с изюмом?
— Ну, вот видишь, и скушала. А завтра я с курагой приготовлю. В последующие дни будет с черносливом. Бабушка, наконец-то, купила. А вы, беременные женщины, между прочим, сегодня плохо ели фрукты. Вы лишаете своих деток витаминов, а это не допустимо.
Булат, улыбаясь, смотрел на девушку. Глаза его затянула поволока, в мыслях он был где-то далеко в будущем, когда эта изумительная девочка станет его женой. Сколько радости, сколько блаженства сулит ему эта красавица в не так уж далеком будущем. Осталось-то всего ничего. Он мысленно пересчитал месяцы. Еще шесть месяцев. Всего шесть. Вроде и немного, но это 180 дней и столько же ночей в холостяцкой постели со сладким воспоминанием о том единственном поцелуе, что был у них в машине. Он изо всех сил боролся со своим буйным темпераментом, чтобы не сорваться, не испортить всё, не испугать эту девочку, по сути, ещё ребенка. Он сидел и смотрел на неё и чувствовал бешеное биение влюбленного сердца, которое гнало по всему телу горячую кровь.
И в этот момент Олесь Семёнович допустил непростительную оплошность.
— Марица, ты так беспокоишься о беременных женщинах! Ты, наверно, очень любишь детей?
— Ой, папа, знаете, как я люблю маленьких деток? Девочек с огромными бантами, мальчиков в коротеньких штанишках. У меня будет много-много детей. Правда, Булатик?
— Мо-я ко-ро-ле-ва! — простонал Булат, поднялся со своего места, и, как лунатик, ничего не видя, подошел к балконной двери, открыл её и вышел на балкон.
— Булатик, ты же простудишься! Там 20 градусов мороза! — Марица выскочила из-за стола, побежала в коридор, схватила его меховую куртку, подбежала к балконной двери и хотела набросить куртку ему на плечи. Темпераментный южанин схватил девушку своими сильными руками, стал жадно целовать. Она почувствовала дрожь в его теле, ей было больно в его тисках. Марица испугалась, стала вырываться.
— Булатик, мне больно! Не надо! Отпусти!
Он закрыл её рот своими жадными губами.
— Олесь, сделай что-нибудь! — взмолилась Татьяна Сергеевна.
— Надо вернуть его на землю, а то еще изнасилует девчонку на этом морозе, — Олесь Семёнович поднялся, подошел к распахнутой двери, из которой тянуло зимней стужей, похлопал по плечу необузданного влюбленного.
— Булат, остынь! — тот его не слышал, куртка упала с его плеч. Олесь Семёнович крикнул, что есть сил. — Булат, опомнись!
Булат расслабил объятия, Марица выскользнула и побежала со слезами в свою комнату. Несчастный влюбленный поднял куртку, прикрыл низ живота. Он тяжело дышал, ноздри его раздувались, в глазах был яростный блеск.
— Не могу больше, — прорычал он и кинулся вон из квартиры.
— Олесь, беги за ним! Как бы он чего вгорячах не сделал, — забеспокоилась Татьяна.
Артёменко схватил на ходу куртку, и шапки, свою и Булата и побежал, перепрыгивая через две ступеньки.
Булат далеко не ушел. Он лежал в глубоком пышном сугробе лицом вниз и кулаками бил по снегу. Рядом валялась куртка.
— Вставай, Ромео! Нам только не хватало лечить тебя от воспаления легких. — Артёменко помог Булату подняться, стряхнул с него снег, помог надеть куртку, нахлобучил на голову шапку. Оделся сам.
— Пошли. Надеюсь, остыл?
— К вам я больше не пойду. Мне стыдно твоим женщинам в глаза смотреть.
— Тогда пошли к тебе.
На своей кровати, лежа лицом вниз, Марица содрогалась от рыданий. Мать и Алиса сидели рядом, ожидая, когда она успокоится. Все ещё всхлипывая, Марица села, вытирая тыльной стороной ладони слезы.
— Ну, почему я так медленно расту, мама? — она кинулась на грудь матери, снова разрыдалась, приговаривая сквозь слезы. — Я боюсь на него смотреть, я боюсь к нему притронуться, мне страшно его поцеловать. Ну, почему я полюбила такого сумасшедшего?
— Доченька, милая, — мать гладила её по голове, — тебе ещё нужно следить за тем, что ты говоришь.
— Что, я опять что-то не то сказала? Почему я такая дура? Почему не умею вести себя, как следует? Я ведь так старалась быть хорошей.
— Успокойся, девочка моя! Вот и хорошо, — мать утирала ей слезы. — Доченька моя, это результат твоего воспитания, вернее, отсутствия его. Ты выросла вне семьи маленькой дикаркой. Ты очень стараешься, но не всегда умеешь вести себя, потому что никто никогда не учил тебя этому. Это всё пройдет, моя хорошая, — она поцеловала её мокрые щеки.
Девушка улыбнулась, из её глаз выкатились две последние слезинки.
— Да. Но Булатик больше не придет ко мне. Зачем ему такая дура. Мама, посоветуйте, что мне делать, чтобы в такие истории больше не попадать? Я так его люблю!
— Ничего не надо делать. Просто, прежде чем что-то сказать, подумай, а как это воспримут остальные?
— Я теперь вообще буду молчать. Зашью рот.
— А как же ты будешь кушать?
Марица несколько секунд похлопала своими мокрыми ресничками, улыбнулась.
— Я об этом не подумала.
— Тогда пойдем за стол, пока ты рот не зашила. Мы ещё не доужинали, и чай не пили.
В квартире Булата была тишина. Олесь Семёнович уютно устроился в кресле с популярным детективом. Булат мерил комнату большими шагами. Взад — вперед, взад — вперед. Потом взорвался.
— Слушай, академик, ты собираешься уходить?
Вместо ответа Артёменко подвинул к себе телефон, снял трубку, набрал номер.
— Танюша, это я. Что вы делаете? Чай пьете? Нет, не приду. Я буду ночевать здесь, если хозяин не выгонит. Спокойной ночи! — положил трубку, снова взял книгу.
Ещё минут десять Булат бегал по комнате. Наконец, угомонился, сел в кресло.
— Слушай, академик, а ведь это ты во всём виноват.
— Интересно знать, в чём же я виноват? Я что ли пытался изнасиловать девушку на морозе?
— Вай, какие нехорошие слова ты говоришь. Ах, как некрасиво всё получилось! Стыдно мне, — сказал он довольно громко и ударил кулаком по подлокотнику кресла. — Мне очень стыдно, что так получилось. Что она теперь обо мне подумает? Она же возненавидит меня. И зачем ты её о детях спросил? Ты спровоцировал меня.
— Ладно, успокойся. Давай будем надеяться, что всё быстро забудется.
— Но я ведь буду помнить.
— Ты чай поставишь, наконец-то? А то у меня голова закружилась от твоего мельтешения. Мы не успели чая выпить из-за твоего безумного темперамента.
Булат зло на него глянул и пошел на кухню.
Три дня Булат не приходил ужинать к Артёменко. Марица сникла, загрустила. Всё у неё валилось из рук. Она по-прежнему продолжала следить за питанием беременных женщин, но салатики получались безвкусными; в творог вместо сахара однажды положила соль. По утрам она не давала бабушке поручения на покупку необходимых продуктов. Часто уходила в свою комнату, безутешно проливала слезы. Она заметно похудела, осунулась, появилась синева под глазами от слёз и недоедания. Угас огонек в глазах, которые казались огромными и печальными. К встрече Нового Года готовилась нехотя, без особого энтузиазма. Категорически отказалась идти на новогодний школьный бал. Ей старались не докучать, не лезли к ней с ненужными утешениями. Пусть переживает. Это всегда на пользу влюбленным.
До Нового Года оставался всего час. Праздничный стол стоял в ожидании. На охлажденном шампанском искрились капельки росы. Все пошли переодеваться. Марица подошла к столу, постояла у стула, где обычно сидел Булат, погладила спинку стула.
— Ах, Булатик, — прошептала она. Из глаз выкатились две слезинки, поползли по её щекам. Она смахнула их рукой, опустив голову, побрела в свою комнату. На спинке стула у стола висело новое платье из темно-зеленого шелка. В тон ему нитка бус из зеленого граната, новогодний подарок отца. Марица провела рукой по платью, ткань приятно холодила ладонь. Поиграла с бусами, пересыпая их из ладони в ладонь, тяжело вздохнула и села на кровать.
К ней заглянула Алиса в светло-сиреневом платье свободного покроя, которое украшали бусы из аметиста.
— Марица, почему не одеваешься? Уже 15 минут двенадцатого. Давай, не задерживай нас. Скоро будем садиться за стол.
— Я сейчас, — пообещала без особого энтузиазма Марица, но не двинулась с места, углубившись в свои невеселые думы.
Зазвенел звонок входной двери. Сжалось девичье сердечко, вспыхнули искорки в глазах. Она затаила дыхание.
— С Новым Годом! С Новым счастьем!
“Он”! — кровь прилила к лицу, в бешеном темпе заработало сердце. Секунда, и она в новом наряде перед зеркалом застегивает бусы. Руки слегка дрожат. Она причесала волосы, критически оглядела себя в зеркале, замерла, прислушиваясь.
— А где Марица?
Она ухватилась за спинку стула, чтобы не упасть.
— Переодевается. Сейчас выйдет, — ответила Алиса.
Она подошла к дверям, вдохнула полной грудью, как перед прыжком с трамплина в воду, и потянула на себя дверную ручку.
— Булатик! — выдохнула она. И зажглись её глаза таким ярким светом радости, что все сомнения, которые мучили молодого человека в прошедшие дни, мигом улетучились.
— Моя королева, как ты прекрасна! — Ох, как же он хотел обнять девушку, прижаться губами к влажному чувствительному рту, но он скромно протянул ей маленькую коробочку. — С Новым Годом! Любовь моя!
Она смотрела на него. Нет. Не в глаза. Она смотрела на его губы, на его красиво очерченный рот, который уже дважды подарил ей мгновения неземного блаженства. Она облизала внезапно пересохшие губы, и опустила глаза. Её взгляд коснулся подарка. Она открыла коробочку. На голубом бархате лежало золотое колечко с тремя бриллиантами.
— Булатик! Какая прелесть! — И кинуться бы ему на шею, но она строго-настрого приказала себе, что если любимый вернётся, то она будет следить за каждым своим шагом, жестом, взглядом, словом, чтобы не доставить ему неприятностей, а себе лишних переживаний.
— Спасибо, любимый! — Она надела колечко на безымянный пальчик левой руки, полюбовалась отблеском света в бриллиантах. — Я такая счастливая, Булатик! — Она улыбнулась, продемонстрировав ему свои мелкие, ровные, белые зубы.
Они вошли в гостиную. Все облегченно вздохнули, увидев их счастливые лица. И зазвенел колокольчиком смех Марицы, наполняя квартиру праздничным настроением. Она показывала всем свое колечко, свою улыбку, свои сияющие счастьем глаза.
И ровно в 12 хрустальный звон сдвигаемых бокалов возвестил всем, что наступил Новый Год.
Здравствуй, Новый Год! Что ты принесешь в дом этой дружной и сплоченной семьи? Какие сюрпризы ты подготовил им в недалёком будущем?