В таежном городке продолжалась борьба за жизнь Геннадия Ярцева. Прошли сутки с того момента, как поместили больного в ванну. Его кожа на ладонях и подошвах сморщилась от длительного пребывания в воде. Его стали смазывать гусиным жиром, чтобы как-то защитить кожу от воздействия воды. За сутки температура больного достигла 34 градусов. И никакие ухищрения не смогли поднять её выше. Температуру воды в ванной довели до 38 градусов, дальше повышать не решались, чтобы не допустить нежелательных последствий.
В 16.30 Геннадия подняли из ванны, закутали в махровые простыни, обсушили, уложили в постель, укрыли теплыми одеялами. Готлиб очень опасался, что может начаться снижение температуры, но этого не произошло. К великой его радости появились первые признаки нормальной работы желудочно-кишечного тракта. Зато нянечкам пришлось повозиться, чтобы обмыть его и сменить постельное белье. Заметно улучшилось дыхание, сердцебиение достигло нормы. Экспресс-анализы дали обнадеживающие результаты, но родных пока к нему не допускали, хотя они всё время сидели на скамеечке во дворе.
В назначенное время пришли молодые люди, у которых “Алиса” обнаружила высокие экстрасенсорные показатели. Академик Готлиб пригласил их в свой кабинет.
— Я очень рад, что вы все-таки решились помочь нам в спасении вашего товарища. Он сейчас не так безнадежен, как это было позавчера. Нам удалось поднять температуру его тела до 34 градусов. Дальше этого у нас не пошло. У него очень ослаблено биополе, вернее оно у него совсем пропало. Нам необходимо его зарядить биоэнергией. Это можно достигнуть только путем непосредственного контакта с людьми, имеющими высокий потенциал. Наш компьютер показал, что у вас довольно высокие показатели биопотенциала. Необходимо поступить следующим образом. Завтра в палате мы поставим двуспальную кровать, чтобы было просторней, и вы втроем, — он внимательно посмотрел каждому молодому человеку в глаза, — ляжете рядом с ним, двое по бокам, третий сверху или снизу. Можно меняться местами, поворачивать больного на бок или как вам подскажет ваша интуиция. В зависимости от результатов услуги девушек могут и не понадобятся. Вы, — он посмотрел на девушек, — приступите к общению с больным в последнюю очередь. Я прошу юношей прийти завтра к десяти утра. А вы, девушки, наведайтесь завтра вечером, и мы вам сообщим, есть ли необходимость в вашей помощи. Да, чуть не забыл. Постарайтесь за это время хорошо питаться. Кушайте больше высококалорийной пищи. Обязательно включите в меню шоколад. Я его для этого случая припас. — Он открыл холодильник и достал оттуда упаковку с шоколадными плитками. — Ешьте на здоровье. Перед сеансом мы вас напоим горячим шоколадом, который здесь вам приготовят. А сейчас отдыхайте.
Молодые люди ушли. Академик вернулся к больному в палату. По палате в задумчивости ходил Костя. Геннадий лежал укрытым по самую шею. Лицо его приобрело нормальный цвет, проступили веснушки, грудь заметно приподнималась при вдохе.
— Константин Ионелович, можете быть свободны. Всё, что вы могли, уже сделали.
— Что вы будете делать дальше?
— Улучшать его биополе.
— Каким образом?
— Мы отобрали ребят с высоким потенциалом биополя. Завтра с утра они придут и будут его отогревать. Пока мы не повысим температуру тела парня до нормы о его пробуждении не может быть и речи. А перед нами сейчас самое главное — разбудить его.
— Булата бы сюда. Он вмиг бы его отогрел. Как Меня с Марицей когда-то.
— Булат сейчас не в форме. Этот поиск его измотал настолько, что его самого впору отогревать. Кстати, где он сейчас?
— Они с Марицей улетели на Кавказ.
— Пусть отдыхает. Хороший парень. По-моему, отличная из них получилась пара.
— Тогда я пошел. Мне можно не приходить? Я за эти дни тоже вымотался хорошо.
— Отдыхайте, Константин Ионелович. Можете не приходить пару дней. Опасность, кажется, миновала.
— Если буду срочно нужен, звоните. — Костя отправился домой, где его заждались жена и сын.
На следующее утро трое парней пришли в стационар. Им дали по бокалу горячего шоколада. Немного стесняясь, они вошли в палату. Геннадий лежал посередине двуспальной кровати, укрытый простыней. Дыхание его было ровным, глубоким. Изо рта торчал конец зонда.
— Раздевайтесь, ребята, до трусов, — попросил Готлиб.
Они, стеснительно поглядывая друг на друга, стали расстегивать брюки. Ребята были как на подбор, хорошо натренированные, мускулистые, с подтянутыми животами, узкобедрые, широкоплечие. Остап Соломонович залюбовался их статными фигурами.
— Вы где работаете, ребята? — спросил он.
— В милиции, — стеснительно улыбаясь, ответили они.
— Все трое?
— Да.
— У Кецхавели?
Ребята заулыбались, демонстрируя великолепные зубы, закивали головами.
— Тогда я не сомневаюсь в успехе. Приступайте!
Парни подошли к больному. Готлиб снял с него простыню. Геннадий лежал совершенно голый. Длинный, худой, рыжий. Один из ребят лег радом с ним.
— Положите его на меня, — попросил он.
Геннадия положили на него, другие двое легли рядом, стараясь создать максимум соприкосновения. И началась их долгая, кропотливая работа. Они щедро делились с больным своей энергией, не требуя взамен ничего.
Через два часа Готлиб разрешил им закончить эту процедуру.
— Хватит, ребята. Если он в состоянии принимать биоэнергию, то, надеюсь, получил от вас достаточно.
— У вас есть, где помыться? — спросил один из парней. — А то он нас обосцал.
Готлиб расхохотался и показал на дверь слева.
— Там есть душ и полотенца. Вам принести смену трусов?
— Если есть, давайте. Свои мы оставим в душе.
Не в силах унять смеха, Остап Соломонович стал подсоединять к Геннадию компьютер. Экран по-прежнему был зеленым, но температура все-таки поднялась на полградуса.
“Черт побери! Что же делать? Почему он не заряжается? — негодовал в душе академик. Ладно. Есть ещё одна попытка Может, девушки его разогреют”.
Ребята вышли из душа. Волосы у них были влажные.
— Ну, как тут наш засцанец? — посмеиваясь, спросил один из ребят. — Зарядили мы его?
— Да. Конечно, ребята, — соврал им Готлиб. — Спасибо вам. Вы нам очень помогли. — После ухода ребят он позвал санитарок и попросил привести в порядок постель Геннадия.
На следующий день пришли девушки. Им преподнесли горячего шоколада. Готлиб завел их в палату.
— Что мы должны делать? — спросила блондиночка.
— Сначала раздеться, — смутился академик.
— Совсем? — не растерялась брюнетка с короткой стрижкой.
— До трусиков.
— А лифчики снимать? — поинтересовалась самая низкорослая, но довольно полная девушка с роскошной грудью.
— Я не настаиваю, но лучше снять.
Девушки, смеясь, сбросили одежду.
— Дальше что? — не унималась блондинка.
— Вам известно, что такое эрогенные зоны?
— Все понятно, — покачала головой толстушка, — нам надо его возбудить, — расхохоталась она.
— А целовать его можно? — спросила девушка с короткой стрижкой. — Я однажды с ним целовалась. Вот целовать умеет! У меня аж трусики были мокрые.
— И я с ним целовалась, — удивленно посмотрела на всех блондинка.
— И я тоже, — тихо произнесла самая застенчивая из них с двумя косичками и покраснела до корней волос.
— Тьфу, — плюнула на пол коротышка, — кобель! А ведь мне в любви клялся, под юбку рукой пытался залезть. Девки, вперед! Защекочим падлу.
Девушки с визгом и хохотом ринулись на спящего парня. Чтобы их не смущать и не смущаться самому, Готлиб вышел в коридор. Некоторое время слышался смех, визг, но потом наступила сравнительная тишина. Готлиб осторожно заглянул в палату. Девушки, как мухи, роились возле парня, покусывая его соски, целуя в губы, разминая руками его сникшее мужское достоинство, почесывая рыжие кудряшки внизу живота. Академик покраснел и закрыл дверь. И вдруг визг, и взрыв хохота. Остап Соломонович распахнул дверь. Девушки сидели по углам кровати и до слез хохотали. Над Генкиным животом возвышалось громадное по размерам материальное воплощение мужского естества, которое вздыбилось из густой поросли рыжих кудрей внизу живота. Вдруг парень приподнял руку, повернул голову. Девушки с визгом бросились врассыпную, прикрывая руками обнаженные груди.
— Шуки, — прорычал Геннадий, поднимаясь. Ему что-то мешало говорить. Он потрогал рот, нащупал зонд, стал его вытаскивать.
— Суки! Кто мне яйца щекотал? Заебу сейчас. — Он замахнулся зондом и бросил в одну из девушек. Потом схватил подушку и хотел запустить в другую девушку, но заметил Готлиба.
— А! Господин академик пожаловал! Что, пришел на мой хрен посмотреть? Смотри, любуйся! Вон, какой розовый да красивый. Не хуже, чем у грузинской обезьяны. А может и лучше. Так вот видишь, пренебрегла им. Ей легавая обезьяна больше по нраву пришлась.
Готлиб пошатнулся, его бросило в жар. Он покраснел. Глаза его запылали гневом.
— К твоему бы хрену да ещё бы голову. Цены бы тебе не было.
— Чем моя голова тебе не нравится? Золотую медаль получил? Получил. На семи языках могу говорить свободно. Лучший программист школы. На всех олимпиадах все первые места мои были. А эта сука к легавому сбежала. Убью, падлу! И его и её порешу. Грузин вонючий! Тьфу! И откуда он только взялся здесь?
— Грузин вонючий? К легавому сбежала? — У Готлиба тряслась нижняя челюсть. Он стал засучивать рукава. Глаза его сузились. Он был намного ниже Генки и уступал ему в весовой категории. Но в гневе он был страшен.
— Но-но, дядя! Осторожней на поворотах. — Генка, по сути, был ребенок. Он сдрейфил. Сел на кровать, спрятал свои прелести между ног.
— Грязный подонок! Говоришь, сбежала? От кого, интересно, она сбежала? Да она никогда твоей и не была. Сучье отродье! Кобель вонючий! Что ты умеешь? Вечерами на задворках девчонок тискать да под юбки им лазать? Да тебе известны такие понятия, как девичья честь и мужская порядочность?
— Ха-ха! Дяденька! О какой девичьей чести говоришь? Те, которых я тискал, давно уже не целочки были. Я им давал то, чего они от меня добивались. А тебе завидно? Что, давно уже на узелок завязываешь?
— Подлец, да ты и мизинца её не стоишь. Что ты сделал для того, чтобы она была твоей? Ты что, её из нищеты вытаскивал, когда она ходила с протянутой рукой, чтобы не умереть с голоду? А Кецхавели и Артёменко с самого дна Марицу подняли. Одели, обули, в принцессу превратили. А ты на готовенькое клюнул? Где ты был, когда она вот в этой самой палате умирала, а Кецхавели её от смерти спасал?. На задворках каждый вечер с другой девчонкой тешился? Давал им то, чего они от тебя добивались? И сколько ты их перепортил? Ну! Отвечай, гаденыш! Молчишь? Тебе ещё одной не хватало? Не по зубам оказалась, видать.
— Я не виноват. Они сами на шею вешались. — Он вдруг подскочил на ноги. Его прелесть потеряла свою упругость и тряпкой болталась между ног. — Не смейте так со мной разговаривать! Вы знаете, кто я? Вы знаете, кто был мой прадед? — Он хотел сразить его своей родословной.
— Знаю, сопляк. И до сих пор преклоняю колени перед его памятью. А ты не достоин его. Ты позоришь его. И даже не смей вспоминать об этом. Ты не достоин его памяти, стервец.
В дверях к этому времени появились Артёменко и Костя. За их спинами стояла тётя Паша. Из глаз тёти Паши непрерывным потоком текли слезы. Артёменко сжимал и разжимал кулаки. Костя побледнел, глаза его метали молнии. Тётя Паша отошла на пару шагов, прислонилась к стене, приложила руку к сердцу. Тут Генка увидел в дверях Артёменко и Костю.
— А, кобелиная стая собралась! А где же третий? Мент вонючий почему не пришёл? Вы её по очереди трахали или в ромашку играли? На помойке нашли красавицу для утехи своей? Одели, обули и втихаря наслаждались?
Тётя Паша потеснила в стороны Артёменко и Костю и вошла в палату.
— Бабушка! — радостно крикнул Геннадий и кинулся к ней, раскинув руки. Но она не раскрыла объятий как всегда, а осталась стоять, как изваяние. Он остановился в недоумении. Она отвела правую руку в сторону и назад и, что есть силы, влепила ему пощечину. Из его глаз брызнули слезы, из носа потекла струйка крови.
— Подлец! — Она медленно развернулась и нетвердой походкой вышла из палаты. По углам сидели испуганные девушки, прикрывая руками обнаженные груди. Генка тыльной стороной ладони вытер нос, с удивлением уставился на кровь.
