Третьи сутки Булат не отходил от постели Марицы. Жизнь брата и сестры уже были вне опасности. Температура нормальная, все другие важные показатели состояния здоровья тоже приведены в норму. Осталось терпеливо ждать их пробуждения. Компьютеры от них отключили, так как больше в них не было необходимости, тем более что они забирали энергию у больных.
С утра пораньше появилась Екатерина Дмитриевна. Булат обычно сидел возле кровати девушки, не сводя с неё влюбленных глаз. В его руке лежала рука Марицы. Он то гладил её, то покрывал поцелуями. Парень уже изучил каждую извилинку на ладошке любимой. Здесь же в палате спал Олесь Семёнович. Сюда он приходил после работы, отсюда он уходил на работу.
— Доброе утро, Булат! — поздоровалась Екатерина Дмитриевна.
— Здравствуйте, Екатерина Дмитриевна!
— Опять всю ночь просидел?
Булат вздохнул, смущенно улыбнулся, оставил руку девушки в покое, пошел умываться, бриться, сделал небольшую зарядку. Екатерина Дмитриевна накрывала стол.
— Давай, буди Олеся, совсем от дома отбился. Днюет и ночует здесь.
Булат подошел к Артёменко, стал трясти его за плечо.
— Олесь Семёнович, вставайте! Мать пришла. Завтрак на столе стынет.
— Как Марица? — вместо приветствия спросил Олесь Семёнович.
— Все нормально. Улыбается, — радостно заверил Булат.
— Ну, раз улыбается, значит, все нормально, — он рывком поднялся с постели, сразу же сделал небольшую зарядку, умылся, побрился и с хорошим настроением сел за стол.
— Чем нас мама сегодня побалует? А, опять оладушки, запеченные в сметане? Булат, тебе какао налить? И что ты находишь в этом чае? — за столом обычно разговаривал только Артёменко. — Ты колбасы бери. У нас своя колбаса, не привозная. Изготовлена на нашем мясокомбинате. Там прекрасные мастера. Ты такой в столице не найдешь. И вообще, наш город на полном самообслуживании, как государство в государстве. Одним словом, Сибирский Ватикан. Все продукты, что есть в магазинах, изготовлены здесь же. Очень удобно. И получаются намного дешевле, чем привозные. Только сахар завозят. В нашем климате сахарная свекла вырастает с очень низким содержанием сахара. Поэтому проще привезти. Спасибо, мама! Завтрак был великолепным. Булат, может пойдешь на занятие с ребятами? Они скучают по тебе.
— Нет, я уж буду возле Марицы, — он с трудом боролся со сном. Олесь Семёнович глянул на мать, та виновато улыбнулась. Все ясно, опять снотворное добавила ему в чай. Он подошел к Булату, помог тому дойти до кровати. Ромео, не раздеваясь, повалился на постель. Олесь Семёнович снял с него обувь, уложил удобнее.
— Я пошел, мама, у меня дела.
— Иди, сынок, не волнуйся только.
Екатерина Дмитриевна сидела у постели Марицы, часами смотрела на девушку, рожденную незнакомой женщиной, но ставшей для всех родной и близкой. Она полюбила эту непоседливую и шумливую девочку, как любила своих внучек. Алиса, дочь старшего сына, давно уже выросла. И надо же, так ей не повезло, куда-то пропала из-за любви к парню, который спит тут же в палате. Екатерина Дмитриевна тяжело вздохнула, поднялась и подошла к спящему Косте, стала внимательно на него смотреть. До чего же красивый парень! Даже отросшая за эти дни щетина не портила его. И почему он встретился на пути её внучки? Судьба, видать, от неё , злодейки, никуда не денешься. Где бедняжка сейчас мыкается? Сыта ли? Кто с ней рядом? Екатерина Дмитриевна заботливо поправила подушку, покачала головой. Ей вспомнился младший сын, Игорек, который в свое время потерял голову из-за любви к девушке с далекой солнечной системы Лаланда. И живут уже столько лет, друг на друга не насмотрятся.
Всем бы такой любви. Долго не было у них детей, потом родилась Анютка. Ещё крепче стала их любовь. Жаль, Семён не дожил, слишком рано ушел из жизни, оставив её с двумя малолетними детьми. А детки какими выросли! Загляденье! Знаменитостями стали. Оба наукой увлекаются. Старший, Олесь, академик, а Игорьку недавно профессора присвоили. Только что-то за последние годы охладели сыновья друг к другу. Редко собираются вместе. Хоть и живут рядом, а будто на разных планетах.
Екатерина Дмитриевна снова присела на стул у кровати спящей девушки, оглянулась на Булата, улыбнулась. Вот еще одна любовь для отдельного улекательного романа. Молодому человеку под тридцать, а она совсем дитя. Но как загораются глаза девочки, когда она видит Булата. Бедное дитя, что же такое с ней могло случиться? Почему и от чего стали лечить Марицу одновременно с братом? Уж не последствия ли это от их обездоленной жизни? Бедные дети, сколько им довелось испытать в этой жизни! Они и пожить-то как следует не успели, а тут такая напость. Надо поговорить с Олесем, от чего их спасают? И почему сразу обоих?
Марица улыбалась во сне. Внезапная угроза жизням брата и сестры миновала, борьба за их спасение, как ничто другое на свете, сделало их родными для семьи академика. В семье Артёменко глубоко переживали случившееся несчастье. Даже исчезновение Алисы отошло на второй план.
К часам десяти зашёл Остап Соломонович. Подошел к Марице, проверил пульс, измерил давление, постоял некоторое время возле Кости, полюбовался красотой юноши, проверил пульс. Посмотрел на спящего Булата, улыбнулся, вспомнив, как тот старался спасти любимую девушку. Воистину, любовь творит чудеса.
— Опять снотворного подсыпали? — спросил у Екатерины Дмитриевны.
— Как же иначе? С ним сладу никакого. Пусть поспит, горемычный, а то сидит и девчонке руки целует.
— М-да! — всё, что мог сказать Готлиб, уходя.
После обеда на смену свекрови пришла Татьяна. Она обошла всех спящих, поцеловала Марицу.
— Опять усыпила? — спросила она, кивнув в сторону Булата.
— Пусть поспит. Осунулся весь, похудел. Жалко парня. Больно на него смотреть.
Екатерина Дмитриевна ушла. У постели девушки присела Татьяна, и задумалась. Появление этой девочки в их семье перевернуло привычный размеренный уклад жизни. Давно в их квартире не было столько смеха, каких-то мелких забот, которые приносили всем радость. Их бытие наполнилось иным смыслом и содержанием, приняло иные очертания и краски. Непосредственность девушки, непонимание некоторых привычных для всех вещей, искренность, доброта, желание всем угодить, прийти на помощь притягивало к ней. Она очень быстро стала своей, любимой, родной. Татьяна всем своим сердцем, до конца не истраченной материнской любовью потянулась к этой девочке. У неё была всего одна дочь, которую она родила через год после замужества. Дочь как-то незаметно выросла, не позволяла излишних нежностей, рано проявила самостоятельность. В помощи родителей во время учебы в школе не нуждалась, была прилежной девочкой, хорошо училась. Татьяна любила свою дочь, но подругой для неё так и не стала. Алиса росла замкнутой девочкой. В свой внутренний мир никого не допускала. Татьяна была совсем молодой, когда родилась Алиса. Ей тогда едва исполнилось двадцать лет. Всю заботу о ребенке взяла на себя свекровь, которая души не чаяла в своей внучке. И материнское чувство Татьяны не раскрылось в полной мере. Дочери, было, пять лет, когда она решила родить второго ребенка. Поделилась своими мыслями с мужем, тот не возражал. Они перестали предохраняться. Прошел год, который не дал желаемых результатов. Татьяна обратилась к врачам. прошла обследование и курс лечения. Потом ездила на курорты, но все напрасно. В одном санатории заинтересовалась ею врач-гинеколог и помогла разобраться в этом вопросе. Татьяна оказалась совершенно здоровой, а врач посоветовала ей обследовать мужа. С тех пор она никуда не ездила, а мужу сказала, что у неё больше не будет детей. Она не смогла сказать правду мужу, побоялась ранить его самолюбие. Сначала она очень переживала, тосковала, но потом примирилась. И теперь эта девочка всколыхнула в ней всё. Девочка, не знавшая ласки, материнской любви, домашнего уюта, ответила ей пылкой любовью. Она с такой нежностью произносила слово "мама", что у Татьяны каждый раз замирало сердце. Татьяна наклонилась и поцеловала девушку в щеку.
— Доченька моя! — прошептала она. — Что за напасть с тобой приключилась? Солнышко ты мое ненаглядное! — она поправила волосы девушки.
Проснулся Булат, вскочил с постели, кинулся к Марице.
— Как она? Здравствуйте, Татьяна Сергеевна!
— Здравствуй, Булат! Все нормально, садись, поешь.
— Я не хочу.
— Что за разговоры? А ну-ка, садись! Или я сейчас начну кормить насильно из ложечки.
— Все, сдаюсь! — поднял руки Булат, широко улыбнулся, сел за стол. — Вы меня тут раскормите, мне лишний вес противопоказан, я потеряю профессиональную форму, — сам набросился на еду с завидным аппетитом.
— Какой там лишний вес? Ты растерял то, что у тебя было. Смотри, как похудел! Поел? А теперь иди, прогуляйся. Столько дней без свежего воздуха?
— Я выйду отсюда вместе с Марицей. Не уговаривайте, Татьяна Сергеевевна.
— Булат, не обижайся, я же хочу, как лучше. Смотри, на кого ты стал похож. На тебе лица нет. Похудел, осунулся, Марица проснется и не узнает тебя.
— Как не узнает? Что вы такое говорите? Да я… Да она… Хорошо, я пойду погуляю, — он рванул с вешалки куртку и выбежал из палаты.
Через час он вернулся, запыхавшийся, разрумяненный.
— Вы правы, Татьяна Сергеевна. Я потерял форму. А с моей профессией этого делать нельзя. Завтра же начну восстанавливать утраченное. Сегодня всего час побегал и уже устал.
Вскоре Татьяна Сергеевна ушла. Булат тут же сел на освободившийся стул у постели Марицы.
— Моя королева, — он взял обе ладошки девушки и стал целовать пальчики.
Её реснички подрагивали, она улыбалась во сне, шевелила губами, будто пыталась что-то сказать.
В конце рабочего дня заглянул Остап Соломонович.
— Как дела у вас? Все пальчики целуешь?
Булат смутился, покраснел, как провинившийся школьник. Оставил руки девушки в покое.
— Все в порядке, — ответил южанин. — Марица стала во сне улыбаться.
— Ну-ну, — пряча улыбку, произнес Готлиб. — Тогда до завтра, Ромэо!
Поздно вечером пришел Олесь Семёнович. Он оберегал Марицу от неуемного темперамента южанина не потому, что не доверял ему, просто он по-отцовски полюбил эту девочку, как свою дочь, считал себя в ответе за неё.
— Ужинал? — с ходу поинтересовался академик.
— Здесь не дадут с голода умереть.
— Что нового?
— Она улыбается, когда я целую её пальчики.
— А ну-ка?
Булат взял руку Марицы и стал целовать. Девушка улыбнулась, приоткрыла рот, зашевелила губами. Олесь Семёнович склонился низко, долго прислушивался, потом с улыбкой глянул на молодого человека.
— Она зовет тебя.
— Дай я послушаю, — Булат склонился над ней. Потом удивленно глянул на Артёменко. — Она говорит: "Булат, Булат". Она произносит мое имя.
— Она же любит тебя!
— Откуда вы это взяли?
— Она мне говорила, когда мы в столице были.
Булат вскочил на ноги, тряхнул академика за плечи.
— Поклянитесь, что правду говорите!
— Булат, успокойся! Зачем мне врать? Она мне как дочь. Марица со мной поделилась, сказала, что все время думает о тебе, что снишься ей, что ты поцеловал ей руку тогда у нас на вечере. Когда мы остаемся вдвоем, она расспрашивает о тебе. Я ей в шутку сказал, что тебя не возьмем в Березовск, так она очень просила, чтобы обязательно взял тебя. Да что я тебе говорю все это! Ты сам посмотри в её глаза, в них все написано. Неужели ты до сих пор не догадался?
Булат подошел к окну, лбом прислонился к холодному стеклу. Долго стоял в глубоком молчании, переживая то, что только что услышал. Он тяжело дышал, сжимая и разжимая кулаки, старясь унять бушевавший в нем пожар. Потом повернулся, лицо его было растерянным.
— Я все видел, Олесь Семёнович. Но я боялся поверить, боялся ошибиться. Что же мне теперь делать?
— Ждать. Пусть она немного окрепнет. А потом благословим вас, сыграем свадьбу.
— Такими вещами не шутят, дорогой!
— Я не шучу. Я говорю вполне серьезно. Ведь ты именно этого хочешь? Так ведь?
— Спрашиваете. Еще как хочу! Она все перевернула во мне. Со мной такого никогда не было.
Они подошли к кровати. Марица смотрела на них широко распахнутыми глазами.
— Я все слышала, Булат. Я люблю тебя! Я очень люблю тебя! Я полюбила с самого первого взгляда.
— Моя королева! — он опустился на колени, взял её руку и стал осыпать поцелуями пальчики. — Моя королева! — от нахлынувшего счастья он забыл в этот момент остальные слова.
Она засмеялась. Звон колокольчиков наполнил палату.
— Булатик, я с голода умираю.
— Только не умирай, радость моя! — Булат вскочил на ноги, заметался по палате.
Олесь Семёнович нажал кнопку вызова. Вбежала дежурная сестра, увидела проснувшуюся девушку.
— Я сейчас всё принесу.
— Вы слышали, Олесь Семёнович, она умирает с голода? Сделайте же что-нибудь!
— Не только слышал, но уже поставил в известность кого надо. Вот видишь?
В палату вкатили столик на колесиках с разнообразной едой и горячим чаем. Марица попыталась встать, но ей это не удалось. Она беспомощно посмотрела на сестру.
— Лежите, лежите! Вам рано вставать. Я сейчас накормлю вас, — сестра из ложечки стала поить девушку чаем.
Марица ела с большим трудом и очень небольшими порциями, а сама не сводила с Булата влюбленных глаз. От её взгляда у парня начала закипать кровь и огненной рекой разливаться по всему телу. Ему пришлось бороться с собой от нахлынувшего желания. Он сел на свободный стул и положил ногу на ногу так, чтобы девушка не видела его взбунтовавшейся плоти. Он стыдился своего темперамента. Марица поела, попила чаю, одарила всех своей очаровательной улыбкой, опустила отяжелевшие веки и спокойно уснула.
— Моя королева! — прошептал Булат.
— Все, Булат! Теперь можешь идти к ребятам.
— Но…
— Никаких "но", Ромэо. Она проснулась. В любви вы объяснились. Теперь ты ей больше не нужен.
— Как не нужен? Ты же слышал, что она меня любит.
— Я хотел сказать, что ты для неё сделал всё, что мог. Теперь она пошла на поправку. Ей нужен покой и тишина. Ты иди домой. Завтра продолжим наши занятия.
— Без Кости?
— Без Кости. Он может проспать ещё три дня.
— Почему так много?
— Обычно после такого укола и такой дозы лекарства больные просыпаются через шесть суток.
— Но Марица спала всего трое суток.
— Ты забыл, сколько мы дали ей своей энергии. Особенно ты, — они оба улыбнулись. — Это уникальный случай в нашей практике. Так что иди домой и хорошо выспись.
— А с ней ничего не случится?
— С ней уже ничего не случится, дорогой Булат.
— А ты можешь сказать, что с ними было?
— Пока не могу. Не уверен в своих предположениях.
— Можно, я поцелую свою королеву?
— Только не очень страстно.
Булат поцеловал девушку, слегка коснувшись губ.
— Спокойной ночи, моя королева!
Олесь Семёнович долго сидел у постели спящей Марицы, прислушиваясь к спокойному дыханию девушки. Во всем происшедшем он винил только себя.
На следующее утро Марица проснулась посвежевшей и отдохнувшей. Она сразу же спросила у Екатерины Дмитриевны:
— Бабушка, а где Костя?
— В соседней палате.
Поскольку Костя продолжал спать, Остап Соломонович распорядился поместить его с соседнюю палату.
— Что он там делает?
— Он спит.
— Я пойду разбужу. Уже день, а он спит.
— Ни в коем случае! — забеспокоилась Екатерина Дмитриевна. — Ему спать осталось двое суток.
— И сколько он уже спит?
— Четвертые сутки.
— Ничего себе! Это что, и я столько проспала? Почему? Что за укол нам сделали? Что с нами случилось?
— Внученька, эти вопросы задашь врачу. Вам что-то грозило, вас срочно надо было спасать. Я ничего не знаю. Я только должна тебя покормить. Вот выпей морковного сока. Давай, я помогу тебе сесть. Вот так. Подушку к стенке. Теперь прислонись к подушке. Пей сок. Молодец. Теперь оладушки в сметане. Умница ты моя. Ешь, поправляйся. Молочка горячего попей. Я медку в него положила. Вот и хорошо. А на десерт яблочки. Смотри, какие румяные.
— Бабушка, вы такая добрая, всё так вкусно. Вы мне мою куклу принесите, мне одной здесь скучно.
— Хорошо, милая. Тебе телевизор поставить?
— А можно?
— Конечно.
— Вот здорово! Вы знаете, я телевизор впервые смотрела, когда папа нас к себе забрал.
— Ты ешь, милая, ешь! На ещё яблоко, а огрызок в стакан положи. Я сейчас выйду на пару слов к сестричке.
Екатерина Дмитриевна позвонила сыну и рассказала содержание разговора с Марицей.
Не успела девушка доесть очередное яблоко, как в палату внесли телевизор, видеомагнитофон, стопку кассет, и, несколько минут спустя, вошла Татьяна Сергеевна с куклой и медведем.
— Здравствуй, доченька! — она поцеловала девушку.
— Здравствуйте, мама! Вы мне и Булатика принесли? — Она усадила медведя у стенки, куклу взяла на руки.
— Моя кукла соскучилась без меня, — повертела куклу, услышала звонкое "мама", весело рассмеялась. — А я видеомагнитофоном не умею пользоваться, — призналась она.
— Ничего. Это не сложно. Сестрички тебя научат. Я предупрежу их.
— Я хочу видеть Костю.
— Он ведь спит.
— Я знаю. Мне бабушка говорила. Я посмотрю на спящего брата.
— Тебе нельзя вставать. Вот тебе халатик, тапочки. А в этом пакете найдешь все, что может понадобиться. Я приду после обеда, а пока побудь с бабушкой.
— Но я же не тяжело больная! Я могу сама побыть.
— Так распорядился твой врач.
— Академик Готлиб?
— Да, он.
— Ладно, я вытерплю.
Татьяна Сергеевна ушла. Она торопилась на рынок за свежими фруктами.
— Бабушка, я посплю немного, ладно?
— Спи, милая. Давай я тебе помогу. Подушку вот так положим, ложись, милая. Вот так. А куклу куда положить?
— Посадите у стенки. Мне Сережу Булат подарил. Все почему-то смеялись над этим, а Булат… а Булатик… — она тут же крепко заснула.
Екатерина Дмитриевна покачала головой.
— Тебе самой в куклы играть надо, внученька, а ты о Булате думаешь. Заневестилась слишком рано.
После обеда пришла Татьяна Сергеевна. Марица смотрела телевизор. Она была в халатике, причесанная.
— Вот, дочка, апельсины, бананы, яблоки. Что бы тебе ещё хотелось покушать?
— Я хочу винограда. Знаете, даже перед глазами стоят эти грозди. Осталось протянуть руку и отщипнуть ягодку. Но только мне ничего не надо. Вы так добры ко мне. Кроме Кости, никто никогда не целовал меня. А вы целуете, и папа тоже. И никто никогда не спрашивал, хочу ли я чего, даже Костя. У нас на это не было средств. Но целовал он меня всегда, когда уходил и когда приходил, и я целовала его. Может, поэтому так и получилось с Алисой. Я даже предположить не могла, что невинный поцелуй может стать причиной большой трагедии. Давайте, кино посмотрим? Я уже научилась пользоваться видеомагнитофоном.
— Не надо, дорогая. Я видела их по несколько раз.
— Тогда сядьте рядом со мной, я прижмусь к вам.
Татьяна Сергеевна села рядом с девочкой, обняла её.
"Девушка ещё совсем ребенок", — подумала она. Но тут Марица развеяла, все сомнения на сей счет.
— Мама я вчера очень плохо поступила.
— Что же ты плохого сделала, солнышко моё?
— Я подслушала разговор папы с Булатом. Они думали, что я сплю, а я проснулась и тихонько лежала. Булат говорил папе, что любит меня. А я очень переживала, что он на меня не обращает внимания. Я его полюбила с первого взгляда, когда он мне эту куклу дарил. Ой, мама, я такая счастливая!— Она тесней прижалась к Татьяне Сергеевне и та обеими руками обняла девушку, поцеловав в щеку. — Еще папа сказал, что через год мы можем сыграть свадьбу. А Булат подтвердил, что очень хочет этого. Потом они подошли ко мне, я не стала притворяться спящей и честно призналась, что всё слышала. И потом я сказала Булату, что люблю его.
— Доченька моя, ты ещё совсем дитя.
— Нет, мама, меня жизнь давно сделала взрослой. Это по годам я молодая, а в душе, мне кажется, я давно старуха. Вы не знаете, что такое детство без игрушек, без детских радостей. Вы не знаете, как больно испытывать унижение, когда одета хуже всех в одежду, выброшенную кем-то на свалку. Ни один мальчик не подошел ко мне ни разу, ни одна девочка не хотела со мной дружить. Меня в классе просто ненавидели за то, что какая-то нищенка учится лучше всех. Я поэтому ни разу не была на школьных вечерах и дискотеках. Нет, мама, я очень взрослая. Булат меня любит, я его тоже очень люблю. Я хочу выйти за него замуж, иметь много детей, дать им всё, чего была сама лишена. Я так мечтала о семье, но была лишена возможности произносить два заветных слова: "папа" и "мама". Теперь я с радостью говорю эти слова, от этого испытываю настоящее счастье — Она повернулась лицом к Татьяне Сергеевне и поцеловала в щеку. — Спасибо, мама, что вы позволили мне так вас называть. Я теперь очень счастливая.
Татьяна Сергеевна ответила ей нежным материнским поцелуем.
— Мама, извините, я что-то устала. Я хочу спать.
