Уже третий час бродил по улицам столицы Артёменко Олесь Семёнович. Может быть, впервые в жизни он так глубоко задумался о смысле бытия. Столько лет отдано науке, он на вершине славы и признания. А что это ему дало? Конечно, самолюбие его удовлетворено, все его открытия воплощены в жизнь. В семье уют, достаток и тепло домашнего очага. Благодаря открытиям академика Готлиба все здоровы и молоды. Казалось бы, что ещё надо для полного счастья? А вот одно звено в этой цепочке благополучия и спокойствия нарушено и сразу перечёркнуто всё, чего добивался, к чему стремился многие годы. Всё это оказалось мелочным, суетным, будничным. С исчезновением дочери ушёл из души праздник, в лучах которого он нежился всю свою жизнь. А жизнь его была сплошным марафоном триумфа открытий, радости побед. Такое выпадает не каждому. Может быть, он один из миллионов, да что там говорить, один из миллиардов, кто не знал горечи поражений, а поднимался только по ступеням удач. И вот осечка. Его единственная дочь, его отрада, его радость, его надежда бесследно пропала. И ходит он сейчас по шумным улицам столицы беспомощный и одинокий, не в силах хоть что-то сделать, чтобы найти дочь.
В раздумье он остановился у дверей магазина. Что-то знакомое, кажется, он здесь уже был. Когда? Он толкнул дверь, вошёл. Девушка у кассы ему приветливо улыбнулась, как старому знакомому. Да он же был здесь вчера с Костей! Значит, через дорогу их квартира. Олесь Семёнович поспешно вышел, глянул через дорогу. Там стояло старое серое здание постройки середины прошлого века. Глухая стена без окон навевала уныние. Неприметная дверь того же цвета, что и стена, выходила прямо на тротуар. Он пересек улицу, толкнул дверь. Заперто. Постоял немного, внимательно рассматривая дверь. Заметил кнопку звонка, нажал её. Никакого эффекта. Уходить не хотелось, и он долго простоял так, уставившись глазами в дверь ничего не видящим взглядом. Потом оглянулся, стал внимательно изучать вывески в поисках хоть какой-нибудь забегаловки, чтобы перекусить. Он изрядно проголодался.
— Здравствуйте! — услышал он позади себя знакомый голос, оглянулся. Перед ним стояла улыбающаяся Марица. При свете солнечного дня её бедность была особенно кричащей.
— Здравствуй, Марица! Я бродил по городу, и вот ноги сами принесли меня сюда.
— Да у вас замечательные ноги! Они знали, что делали. Пойдёмте к нам! Я сейчас быстро соображу обед.
— Может в магазине что-нибудь купить? — с поспешной готовностью предложил Артёменко.
— Ещё чего! Того, что вы вчера купили, нам на месяц хватит. — Тем временем девушка открыла дверь, они спустились по лестнице. В комнате было совершенно темно. Она включила свет. — Пожалуйста, раздевайтесь, присаживайтесь, а я сейчас вчерашний борщ разогрею и быстренько что-нибудь на второе придумаю. Хорошо? Вы не торопитесь? Там, под вешалкой есть Костины тапочки.
Олесь Семёнович повесил куртку, переобулся в тапочки, прошёл к дивану. На нем лежали две небольшие подушки с яркой вышивкой крестом причудливого орнамента. Он сел на диван, похлопал ладонью по подушкам, и ему так непреодолимо захотелось лечь на эти подушки, что он, повинуясь своему желанию, и сделал, проваливаясь в глубокий сон. Он спал без сновидений, утомленный длительной прогулкой и навалившимися на него переживаниями. Когда он проснулся и открыл глаза, Марица сидела за столом и что-то читала. Он смотрел на эту девочку, и у него на душе становилось теплее. Ему казалось, что это его дочь, что она сейчас улыбнется ему, скажет что-то нежное, тёплое, ласковое. Как никогда он сейчас нуждался именно в человеческом соучастии, понимании его душевного состояния. Он сел. Пружины дивана жалобно заскрипели под ним.
— Я, кажется, заснул, — неуверенно проговорил он.
Девушка глянула на него и ослепила своей очаровательной улыбкой.
— Вот и прекрасно! Вы проспали целых два часа. А я сидела и оберегала ваш сон. Мне казалось, что это мой папа пришёл с работы уставший и прилег отдохнуть. Я слушала ваше дыхание, и мне было так хорошо. У нас с Костей нет даже фотографии родителей, а это так плохо. Я вам даже передать не могу. Давайте я вас покормлю. У меня всё закутано в одеяле, чтоб не остыло.
Она поставила на стол миску наваристых щей, Олесь Семёнович сел за стол, взял алюминиевую ложку, повертел в руках, улыбнулся. Он никогда в жизни не ел такими ложками. В борще был приличный кусок мяса. На столе было что-то накрыто полотенцем. Марица подняла его, под ним на тарелке лежал нарезанный хлеб, и горчичный батон.
— Вот, ешьте! Не хватит, ещё нарежу.
Когда гость доедал борщ, перед ним появилась тарелка с овсяной кашей и двумя сосисками.
— А вы, Марица, почему не едите?
— Обо мне не волнуйтесь. Мы с Костей хорошо питаемся. Костя считает, что хорошая пища — залог хорошего здоровья. Мы с ним никогда не болели. Мы лучше будем в тряпье ходить, но в еде себе не отказываем. Он очень много работает физически и ему надо хорошо кушать.
— Это вы молодцы. Костя — правильный человек.
— Ой, вы знаете, какой он у меня хороший? Он так обо мне заботится. Всё только мне. Я уже ссорилась с ним неоднократно. Ведь он всё время находится среди студентов, а они все так хорошо одеты. А я не могу его заставить купить себе новую рубашку. Я уже штопать устала.
— Марица, а что если мы с вами пойдем и купим ему рубашку?
— Ой, что вы! Вы знаете, какой он гордый? Он может сильно обидеться.
— А у вас не предвидятся какие-нибудь дни рождения? Ведь от подарка не отказываются.
— Нет. У нас все уже прошло.
— Жаль. Спасибо, Марица! Ты прекрасная хозяюшка, готовишь великолепно. Кто тебя научил?
Девушка сияла от похвалы.
— Никто меня не учил, Разве, что жизнь и еще книги. В этом подвале за все время, что мы здесь живем, вы у нас первый гость. Может, ещё чаю попьёте, с вареньем?
— Если вместе с тобой, то не откажусь.
— Я сейчас. — Она собрала грязную посуду и скрылась в боковой двери, вернулась с тряпочкой, протерла стол.
— Марица, а у вас есть здесь другие удобства?
Она поморгала своими длинными ресничками, широко улыбнулась.
— А! Вы имеете в виду туалет? Конечно, есть. У нас даже душ есть, если хотите. Вот ванны у нас нет. Пойдёмте, я покажу вам, — и протянула ему руку, как маленькому ребенку. И это у неё получилось так непосредственно, что Олесь Семёнович подал ей свою руку. Они вошли в боковую дверь.
— Налево — туалет, направо — душ, прямо кухня. Не заблудитесь? — и отпустила его руку.
Туалет был довольно просторный, но забитый рабочим инвентарем. Здесь было несколько ивовых метел, насажанных на черенки, и кучка таких же метел без черенков, штыковые, скребковые и совковые лопаты, совки и ведра. Унитаз сверкал своей белизной не только сверху, но и внутри до самого донышка. Выйдя из туалета, Олесь Семёнович открыл дверь напротив. Помещение душевой по размерам было такое же, как и туалет, но совершенно свободное. Сверху свисал душ, на стене была полочка, на которой стояли две пачки самого дешевого стирального порошка, хозяйственное мыло, шампунь. В углу над раковиной висело махровое полотенце, под раковиной один в другом стояли два оцинкованных тазика. Олесь Семёнович пошел на кухню. Кухня была просторной, газовая плита на две комфорки, небольшой с облупленной эмалью холодильник чернел своей неприличной наготой, но добросовестно работал.
— Не заблудились? — с улыбкой спросила Марица. Она мыла посуду. — Чай уже закипел, сейчас будем пить.
За столом они сидели напротив друг друга. Олесь Семёнович всё ломал голову, не зная, как подойти к решению одного очень деликатного вопроса: как предложить этой девочке денег и не задеть её самолюбия. Наконец, он придумал, как это сделать
— Марица, Костя очень любит Алису?
— Очень. Он, когда в первый раз её увидел, вернулся домой совсем не такой, каким я его знала всегда. Он всё время улыбался чему-то своему, что у него было внутри. Я сразу поняла, что-то с ним случилось, но не лезла к нему в душу с вопросами. Кроме меня, у него никого нет, даже друзей. Так, знакомые, сокурсники, а друзей нет. Значит, он всё равно мне расскажет. Я видела, я понимала, что ему очень хочется со мной о чем-то поговорить. Однажды вечером, когда мы уже легли спать и потушили свет, он сказал:
— Марица, я познакомился с девушкой.
— Я сначала перепугалась. Решила, что он не будет меня больше любить. Потом взяла себя в руки. Нельзя быть такой эгоисткой. Ему уже исполнилось 26 лет. Рано или поздно это должно было случиться. Тогда я попросила его, чтобы он рассказал о ней.
— У нее голубые глаза, — сказал он и замолчал.
— А ещё? — спросила я.
— У неё такие удивительные косы! Я ещё таких кос ни разу не видел. Длинные, толстые, ниже пояса. Глаз невозможно оторваить. Мне так хотелось их потрогать, но я побоялся.
— Костенька, как её хоть зовут?
— Алиса. Алиса Артёменко. Алиса. Какое прекрасное и нежное имя. Она учится на биофизическом факультете, на четвертом курсе.
— Как ты с ней познакомился? — Не удержалась я от вопроса.
— Помнишь, я тебе говорил, что никак не могу взять в читальном зале один журнал? Я попросил работников библиотеки, чтобы помогли мне его найти. Мне назвали имя девушки и факультет, где она учится. Так я её нашел.
— Как интересно! А что дальшечто было, Костенька?— в нетерпении спросила я. Мне приходилось вытягивать у него буквально по слову.
— А ничего, — ответил он. — Давай спать.
— Я больше его ни о чем не спрашивала, но он через несколько дней всё же сказал:
— Я провожал девушку несколько раз до общежития. Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что ей нравится быть со мной. Марица, я даже один раз взял её за руку. Она не возражала. Мы так много с ней говорили тогда.
— О чем?
— Представляешь, даже не могу вспомнить. Всё происходит в каком-то тумане. Но одно могу сказать, у нас с ней очень много тем для разговоров. Иногда мы просто молчим и смотрим друг на друга. И это нам обоим нравится.
— И я поняла, что мой Костенька влюбился окончательно и бесповоротно, — Марица замолчала.
— Значит, насколько я понял из твоего рассказа, Костя любит Алису, — сделал заключение Олесь Семёнович. — И нет уже никакого сомнения, что и Алиса любит Костю. Как ты думаешь, Марица?
— Я с вами полностью согласна. Иначе она не отреагировала бы так, увидев, что я Костю в щечку поцеловала.
— Теперь давай предположим, что рано или поздно они поженятся. Ты тоже не сомневаешься в этом. Могу ли я на правах будущего родственника предложить вам помощь?
— Нет. Нет. Что вы. Костя обидится. Он у меня гордый. — замахала руками Марица.
— Причем здесь Костя? Я же с тобой разговариваю, Марица, я тебе предлагаю помощь.
Девушка вспыхнула, как маков цвет. Олесь Семёнович испугался, что ненароком обидел её.
— Ты только не думай ничего плохого. Я задумал, что если ты не откажешься от помощи, то мы обязательно найдем Алису, — выкрутился академик.
— Если уж вы так настаиваете. — смирилась с неизбежностью Марица. — Только Косте ни слова!
— Клянусь! — улыбнулся Артёменко, протягивая ей несколько крупных купюр. — Всё это будет только между нами.
— Ой, что вы! Это слишком много! — её глазки стали огромными и испуганными. — Я таких денег ещё ни разу даже в руках не держала.
— Для меня это пустяки. Ты знаешь, кем я работаю?
— Знаю. Мне Костя говорил.
— А он откуда узнал?
— Ему сокурсник один сказал, который однажды увидел его с Алисой.
— Спрячь деньги подальше! И Косте ни полслова об этом.
— Хорошо. И вы тоже, — она приложила пальчик к своим губам. — Никто на свете об этом не узнает.
Олесь Семёнович стал одеваться.
— Спасибо за обед, Марица! Я завтра снова приду обедать. Не возражаешь?
— Нет, конечно. Я буду счастлива вас видеть. Мне так приятно быть в вашем обществе, если б вы только знали! Я так устала от одиночества в этом проклятом подвале.
Олесь Семёнович шел по улицам вечерней столицы и улыбался. У него потеплело на душе из-за того, что он сделал доброе дело. Хоть как-то помог этим симпатичным молодым людям.
"Пустячок, а приятно, — подумал он. — И Костя не обидится".
